мышление

В этой работе отразились результаты исследований А.Р. Лурии и его коллег под руководством Л.С. Выготского в Средней Азии. Целью работы было изучение социально-исторического формирования всех психологических процессов – восприятия, мышления, воображения, самосознания, их тесная зависимость от того общественно-исторического строя, в котором вырос тот или иной человек, в котором формировалась в ходе онтогенеза его психика. 

Текст содержит 7 разделов: «Проблема», «Восприятие», «Абстракция и обобщение», «Умозаключение и вывод», «Рассуждение и решение задач», «Воображение», «Самоанализ и самосознание». 

Работа начинается с постановки проблемы общественно-исторического формирования психики, которая выводится из анализа достижений современной времени проведения исследования мировой психологии («психология народов» В. Вундта, гештальт-психология, бихевиоризм, французская социологическая школа, кросс-культурные исследования). В этом контексте также обсуждается ряд лингвистических данных (гипотеза лингвистической относительности Сэпира-Урофа). Далее описываются результаты экспериментальных исследований, проведенных в экспедиции начала 1930-х годов в Средней Азии. При экспериментальном изучении восприятия анализируются такие процессы, как называние зрительных образов (фигур, цветов), их классификация, а также восприятие оптических иллюзий. Подробно описываются процессы мышления у коренных народов Средней Азии – решение ими задач на нахождение сходств, определение понятий, произведение умозаключений на материале силлогизмов. 

К сожалению, текст не является полным и обрывается на с. 235 в конце раздела IV, хотя по оглавлению заключение начинается только на с. 329. Разделы V-VII (материалы по решению задач, воображению и самосознанию) в данном документе не представлены.

В настоящей статье авторы противопоставляют природу нарушения конструктивной деятельности у больных с поражениями лобных и теменно-затылочных областей головного мозга на примере двух пациентов, выполняющих пробы Кооса самостоятельно и с помощью специальных инструкций, призванных скомпенсировать их дефект.

Так, конструктивная апраксия у больного с поражением лобных долей связана с невозможностью программирования поведения. В эксперименте больному была предложена пошаговая инструкция по выполнению проб. Поскольку в основе нарушения лежит не собственно нарушение пространственного синтеза, а программирование поведения, инструкция с четко прописанной последовательностью действий помогла скомпенсировать дефект.

С другой стороны, у больной с пространственной апраксией вследствие поражения теменно-затылочных отделов нарушения пространственного анализа и синтеза не позволяли выполнять пробы Кооса правильно, несмотря на попытки программировать действия. В этом случае скомпенсировать дефект помогла инструкция, в которой были особо указаны пространственные отношения между частями фигуры.

В статье освещается вопрос о том, какие средства доступны говорящему для того, чтобы донести смысл или подтекст сообщения. Система кодов языка позволяет передать лишь объективные значения сообщения, в то время как в отношении передачи подтекста особый интерес представляет система внеязыковых средств коммуникации, таких как мимика, жесты, интонация. Механизмы декодирования внутреннего смысла текста обсуждаются в контексте актерской работы по анализу и воспроизведению своей роли.

В статье освещается вопрос о том, какие средства доступны говорящему для того, чтобы донести смысл или подтекст сообщения. Система кодов языка позволяет передать лишь объективные значения сообщения, в то время как в отношении передачи подтекста особый интерес представляет система внеязыковых средств коммуникации, таких как мимика, жесты, интонация. Механизмы декодирования внутреннего смысла текста обсуждаются в контексте актерской работы по анализу и воспроизведению своей роли.

В статье освещается вопрос о том, какие средства доступны говорящему для того, чтобы донести смысл или подтекст сообщения. Система кодов языка позволяет передать лишь объективные значения сообщения, в то время как в отношении передачи подтекста особый интерес представляет система внеязыковых средств коммуникации, таких как мимика, жесты, интонация. Механизмы декодирования внутреннего смысла текста обсуждаются в контексте актерской работы по анализу и воспроизведению своей роли.

В статье освещается вопрос о том, какие средства доступны говорящему для того, чтобы донести смысл или подтекст сообщения. Система кодов языка позволяет передать лишь объективные значения сообщения, в то время как в отношении передачи подтекста особый интерес представляет система внеязыковых средств коммуникации, таких как мимика, жесты, интонация. Механизмы декодирования внутреннего смысла текста обсуждаются в контексте актерской работы по анализу и воспроизведению своей роли.

Работа представляет собой описание нарушения селективности психических процессов у больного Вас. вследствие глубоко расположенной внутримозговой опухоли левой лобной доли. В сериях экспериментов автор изучает, как нарушение избирательности проявляется в сознании, мнестической деятельности, отдельных формах речевой деятельности, интеллектуальных процессах, при выполнении движений и действий. Наблюдения показали, что психические процессы больного остаются сохранными, лишь будучи однозначно определенными жесткой программой, и грубо нарушаются, как только они начинают требовать выбора из нескольких альтернатив.

Работа представляет собой описание нарушения селективности психических процессов у больного Вас. вследствие глубоко расположенной внутримозговой опухоли левой лобной доли. В сериях экспериментов автор изучает, как нарушение избирательности проявляется в сознании, мнестической деятельности, отдельных формах речевой деятельности, интеллектуальных процессах, при выполнении движений и действий. Наблюдения показали, что психические процессы больного остаются сохранными, лишь будучи однозначно определенными жесткой программой, и грубо нарушаются, как только они начинают требовать выбора из нескольких альтернатив.

Текст доклада предназначен для выступления на XVIII международном конгрессе в Москве (1966 год), к которому в МГУ имени М.В. Ломоносова был образован первый в СССР факультет психологии. 

В докладе обсуждаются современные нейропсихологические данные о функциях лобных долей мозга, которые заявлены во введении к докладу - поддержание сложных программ поведения, возможность оттормаживания нерелевантных реакций, сопоставление результатов своей активности с заранее поставленной целью. Нарушение регулирующей функции речи при этом особо выделяется как один из ключевых симптомов повреждения лобных долей. После небольшого обзора развития регулирующей функции в детстве (от 2-2.5 до 7 лет) автор переходит к обсуждению психофизиологической подосновы лобного синдрома - нарушению способности восстанавливать вегетативные компоненты угасшего ориентировочного рефлекса под влиянием речевой инструкции и поддержания активных состояний мозговой коры и связанных с ними форм активного поведения. Обсуждаются различные степени нарушения регулирующей роли речи - от грубой потери возможности выполнять простые действия по инструкции (при возможности ее повторить) до усвоения программы, но ее потери при выполнении с соскальзыванием на стереотипные реакции. Показываются трудности усвоения конфликтных инструкций (где конфликт образуется между требуемой и непосредственно возникающей эхопраксичной реакцией на стимул, как в пробах на реакцию выбора). Обсуждается нарушение планирования алгоритма действия при решении интеллектуальных задач (на конструирование, арифметических) при лобных поражениях. 

В конце доклада кратко освещаются основные причины разнообразия симптомов при лобных поражениях - обсуждаются варианты лобного синдрома при задне-лобной, базальной и медиальной локализации поражения, а также высокий резерв компенсации имеющихся дефицитов при благоприятном течении заболеваний.

Статья посвящена связи между историческими и социальными факторами и формированием таких процессов, как речевое мышление, логическое обобщение, операция умозаключения и выводы. Автор приводит аргументы в защиту того, что данные процессы являются социально-историческими по своему происхождению, опосредованными по своему строению и произвольно-управляемыми по своему функционированию.

В статье Лурия обсуждает роль идей Выготского в формировании представления о системном строении сознания и высших психических процессов.

В настоящей статье авторы противопоставляют природу нарушения конструктивной деятельности у больных с поражениями лобных и теменно-затылочных областей головного мозга на примере двух пациентов, выполняющих пробы Кооса самостоятельно и с помощью специальных инструкций, призванных скомпенсировать их дефект. Так, конструктивная апраксия у больного с поражением лобных долей связана с невозможностью программирования поведения. В эксперименте больному была предложена пошаговая инструкция по выполнению проб. Поскольку в основе нарушения лежит не собственно нарушение пространственного синтеза, а программирование поведения, инструкция с четко прописанной последовательностью действий помогла скомпенсировать дефект. С другой стороны, у больной с пространственной апраксией вследствие поражения теменно-затылочных отделов нарушения пространственного анализа и синтеза не позволяли выполнять пробы Кооса правильно, несмотря на попытки программировать действия. В этом случае скомпенсировать дефект помогла инструкция, в которой были особо указаны пространственные отношения между частями фигуры.

Текст посвящен пересмотру подхода к поражению мозговых систем на разных этапах онтогенеза и является частью более большой работы, касающейся психологических нарушений при мозговых поражениях. Он является вариантом текста лекций по психологии мозговых поражений (см. ниже). В начале изложения ставится проблема того, что одно и то же по локализации мозговое поражение на разных стадиях онтогенеза может иметь различное значение для психической деятельности. На материале возрастной нейрофизиологии показывается, как в течение онтогенеза отдельные функции мозга организуются в сложные функциональные системы, подчиненные единой задаче. Обсуждается закон прогрессивной кортикализации функций, сложная взаимосвязь между подкорковыми и корковыми уровнями обеспечения психических процессов - в частности, показывается, что поражение нижележащих уровней в детском возрасте оказывает деструктивное влияние и на работу вышележащих уровней на последующих этапах их формирования (такого восходящего эффекта во взрослом возрасте нет). Развитие психических процессов на примере памяти описывается как изменение межфункциональных связей. С привлечением данных близнецовых исследований обсуждается изменение вклада наследственности и среды в протекание психических процессов в ходе онтогенеза. Вводится понятие ведущей (для каждого этапа онтогенеза) психической функции. Следующие разделы подробно описывают влияние такого процесса, как восприятие, на психическое развитие. При описании зрительного восприятия привлекаются случаи эйдетизма и синестезий как примеры его избыточного развития (подробно описан случай мнемониста Шерешевского) и ранней оптической агнозии с сопутствующим (и во многом возникшим вторично от оптических нарушений) тяжелым отставанием в развитии - как пример дефицитарности. В этом же контексте обсуждаются нарушения акустического гнозиса у близнецов, приводящие в детском возрасте к системному отставанию в речевом и познавательном развитии в отличие от поражения этих систем у взрослого. Указывается, что данный принцип системного влияния мозгового поражения не только на нижележащие (как у взрослых), но и на более сложные, вышележащие мозговые системы и связанные с ними психические процессы в детском возрасте верен не только для корковых, но и для подкорковых поражений. Это обсуждается на материале энцефалитных поражений третьего желудочка и базальных ганглиев, у детей приводящих к грубым нарушениям личности в варианте "анэтического синдрома" (как при поражении базальных лобных отделов). Делается вывод о том, что оценка патологического эффекта поражения того или иного очага должна производиться с учетом того места, которая занимает связанная с ним функция в системном развитии психических процессов, и времени в онтогенезе, в котором возникло поражение.

Работа посвящена роли префронтальных отделов лобных долей в организации человеческой деятельности. 1) В первом разделе на материале опытов на животных показывается, что, в отличие от поражения премоторных отделов, префронтальная (третичная) локализация приводит не к нарушениям движений, а к распаду всей структуры деятельности (поведения) в тех случаях, когда она направляется не внешним стимулом и непосредственно воспринимаемым полем, а поставленной задачей, на основании которой часть компонентов воспринимаемого поля анализируются как релевантные ей, а часть - как нерелевантные. В этом случае действия теряют связь с внутренними мотивами и намерениями, которые их направляют; нарушение связи действия и мотива выделяется как ключевая единица, страдающая при лобных поражениях. 2) Во втором разделе описываются клинические наблюдения за пациентами с префронтальной локализацией, характеризующиеся именно такой дезинтеграцией системы мотивов, определяющей поведение (в том числе - пациенты Мер. и Св-ий с изначально премоторной сиптоматикой, где префронтальные симптомы возникали в картине болезни постепенно). Мотив при этом замещается либо требованиями поля, либо мотивом предыдущего, ранее завершенного действия; при этом действие, которое больной не выполняет по инструкции, может быть впоследствии выполнено как персеверация. 3) В следующем разделе (в работе стоит под номером 5, хотя идет после раздела 2) обсуждаются психологические особенности протекания специфически человеческой деятельности: если у животного поведение направляется естественными потребностями и протекает всегда в рамках конкретной ситуации, то у человека при переходе к орудийной деятельности и разделению труда мотивы приобретают общественный характер. Еще больше деятельность усложняется с появлением речи. Подробно с привлечением данных возрастной физиологии и возрастной психологии анализируется онтогенез (от эмбриогенеза до подросткового возраста) тех мозговых механизмов и связанных с ними психологических новообразований, которые интегрируют отдельные двигательные акты в сложные поведенческие комплексы, а также позволяют опираться, не на внешнее, а на внутреннее поле при организации активности и действовать целенаправленно с учетом социальной ситуации. 4) Далее описываются нарушения поведения при онтогенетически ранних поражениях лобных систем с подробным анализом клинического случая Геры Д. (внутриутробная травма левой лобной доли), у которого наблюдалось явное нарушение в появлении описанных в предыдущем разделе новообразований, касающихся организации целенаправленной деятельности, поведения и развития личности с ее иерархией мотивов. Анализируется отличие ранних префронтальных поражений в результате травм или перенесенных инфекций (энцефалитов) от олигофрении - при этом страдают не знания и навыки, а деятельность и личность. 5) Наконец, анализ снова переключается на взрослых больных и касается нарушения структуры осмысленных действий при лобных поражениях: а) распада навыка анализа психологической ситуации, в которой реализуется действие, с переходом к полевому поведению, б) распада динамической структуры действия - на материале опытов Зейгарник Б.В. с прерванным действием (без формирования нормальной в этой ситуации квазипотребности к его завершению), формированием намерения (недоступного для лобных больных), продолженным действием (где на фоне монотонии у больного не возникало эффектов пресыщения) и формированием уровня притязаний (без возможности объективной оценки своих возможностей и результатов у данной группы пациентов). 6) Следующий раздел описывает нарушения интеллектуальных процессов при лобных поражениях, также связанных с распадом активного характера, целенаправленности и мотивационной организации интеллектуальных операций, зачастую - с сохранностью самой возможности обобщенного отражения действительности, операциональной стороны интеллектуальных процессов. Называются основные дефекты интеллектуальных процессов у лобных больных - а) нарушение перехода от пассивного восприятия к активным действиям с созданием внутреннего плана протекания интеллектуальных операций, что показано в опытах на изучение восприятия, памяти, внимания, и б) нарушение организации операций в целенаправленную деятельность с единой задачей и смысловым строением выполняемых актов. 7) Предпоследний раздел (под номером 9 в работе) посвящен нарушению аффективных переживаний при лобных поражениях, которые объясняются через распад переживания как обобщенного, социального по генезу отношения к происходящему с выделением событий и поступков. Здесь особо обсуждается связь поражений базальных лобных отделов с аффективными нарушениями. 8) В финале работы кратко обобщаются перечисленные выше результаты: лобные поражения характеризуются не выпадением частных систем, а общей дезинтеграцией деятельности. Отдельно оговаривается связь лобных и общемозговых поражений, трудность компенсации лобных нарушений. Разделы работы отчасти совпадают с разделами, выделенными в связанном файле (см. ниже), но тексты двух работ отличаются, хотя содержательно частично пересекаются.

Вторая редакция статьи о нейропсихологической организации высших психических функций совместно с Н.Гращенковым. Критикуя как представления узкого локализационизма о существовании ограниченных "центров" различных мозговых функций, так и идеи об отсутствии их четкой локализации ("динамическая делокализационная концепция"), авторы предлагают концепцию системной локализации функций в мозгу. С одной стороны, каждая область мозга вносит свой вклад в организацию сложных функций; с другой - всякая сложная функция осуществляется целой системой мозговых зон. Авторы иллюстрируют это положение примерами из клинической практики, анализируя симптоматику функциональных нарушений, возникающих вследствие локальных поражений головного мозга. Так, разобраны локальные поражения нижне-теменных и премоторных отделов, а также разница в механизмах дефицита при выполнения задания на воспроизведение ритмической структуры при различной локализации поражения (в затылочных, височных, лобных, теменных отделов). В заключительной части статьи обсуждается вопрос иерархической организации функциональных систем. В частности, разграничиваются первичные/проекционные и вторичные отделы коры и анализируется разница функционального дефицита при их поражениях. К статье приложен рукописный список литературы.

Первая редакция статьи о нейропсихологической организации высших психических функций совместно с Н.Гращенковым. Критикуя как представления узкого локализационизма о существовании ограниченных "центров" различных мозговых функций, так и идеи об отсутствии их четкой локализации ("динамическая делокализационная концепция"), авторы предлагают концепцию системной локализации функций в мозгу. С одной стороны, каждая область мозга вносит свой вклад в организацию сложных функций; с другой - всякая сложная функция осуществляется целой системой мозговых зон. Авторы иллюстрируют это положение примерами из клинической практики, анализируя симптоматику функциональных нарушений, возникающих вследствие локальных поражений головного мозга. Так, разобраны локальные поражения нижне-теменных и премоторных отделов, а также разница в механизмах дефицита при выполнения задания на воспроизведение ритмической структуры при различной локализации поражения (в затылочных, височных, лобных, теменных отделов). В заключительной части статьи обсуждается вопрос иерархической организации функциональных систем. В частности, разграничиваются первичные/проекционные и вторичные отделы коры и анализируется разница функционального дефицита при их поражениях. Текст содержит рукописные редакторские правки.

Текст посвящен развитию мозговых систем, обеспечивающих психическую деятельность, и является частью более крупной работы по локальным поражениям различных отделов мозга (как следует из названия, жанр работы - тексты лекций). В начале изложения описывается ранее изложенный материал - указывается на то, что локальное поражение мозга вызывает системное нарушение психической деятельности, а не изолированное выпадение одного из ее компонентов, причем разные мозговые зоны имеют при этом разное системное значение. Обсуждается, что одно и то же по локализации мозговое поражение на разных стадиях онтогенеза может иметь различное значение для психической деятельности. На материале возрастной нейрофизиологии показывается, как в течение онтогенеза отдельные функции мозга организуются в сложные функциональные системы, подчиненные единой задаче. Обсуждается закон прогрессивной кортикализации функций, сложная взаимосвязь между подкорковыми и корковыми уровнями обеспечения психических процессов - в частности, показывается, что поражение нижележащих уровней в детском возрасте оказывает деструктивное влияние и на работу вышележащих уровней на последующих этапах их формирования (такого восходящего эффекта во взрослом возрасте нет). Развитие психических процессов на примере памяти описывается как изменение межфункциональных связей. С привлечением данных близнецовых исследований обсуждается изменение вклада наследственности и среды в протекание психических процессов в ходе онтогенеза. Вводится понятие ведущей (для каждого этапа онтогенеза) психической функции. Следующие разделы подробно описывают влияние такого процесса, как восприятие, на психическое развитие. При описании зрительного восприятия привлекаются случаи эйдетизма и синестезий как примеры его избыточного развития (подробно описан случай мнемониста Шерешевского) и ранней оптической агнозии с сопутствующим (и во многом возникшим вторично от оптических нарушений) тяжелым отставанием в развитии - как пример дефицитарности. В этом же контексте обсуждаются нарушения акустического гнозиса у близнецов, приводящие в детском возрасте к системному отставанию в речевом и познавательном развитии в отличие от поражения этих систем у взрослого. Указывается, что данный принцип системного влияния мозгового поражения не только на нижележащие (как у взрослых), но и на более сложные, вышележащие мозговые системы и связанные с ними психические процессы в детском возрасте верен не только для корковых, но и для подкорковых поражений. Это обсуждается на материале энцефалитных поражений третьего желудочка и базальных ганглиев, у детей приводящих к грубым нарушениям личности в варианте "анэтического синдрома" (как при поражении базальных лобных отделов). Делается вывод о том, что оценка патологического эффекта поражения того или иного очага должна производиться с учетом того места, которая занимает связанная с ним функция в системном развитии психических процессов, и времени в онтогенезе, в котором возникло поражение.

Глубокие поражения лобных отделов, затрагивающие диэнфецальные структуры, приводят к нарушениям избирательности, следствием которых становятся нарушения памяти, сознания, ориентировки больного. Данная работа посвящена анализу ранних этапов возникновения таких нарушений на материале злокачественной опухоли мозга с быстрым ростом и интоксикационным синдромом. В статье оставлены пустые листы для описания больного Бит. Описан ранний этап нарушений избирательности в первую очередь в мнестической (запоминание серий слов, рассказов) и интеллектуальной сфере (счет) при сохранной ориентировке больного, когда сила прежних и новых следов уравновешивается или когда больному необходимо сделать выбор нужной связи из большого числа альтернатив (помимо нарушения избирательности здесь отмечалась относительная слабость следов и их подверженность внешнему торможению, присутствовали контаминации и персеверации). Постепенно нарушения избирательности начали выявляться не только в специальном исследовании, но и при простом наблюдении за больным в виде спутанности сознания и нарушения ориентировки, конфабуляций, явлений, близких к корсаковскому синдрому. Обсуждается связь явлений слабости следов и нарушений избирательности: оба явления объясняется снижением тонуса коры вследствие поражения медиальной (лимбической) области мозга - это делает следы памяти нестойкими, отчего они могут быстро исчезать из памяти, легко тормозиться интерференцией и, одновременно, легко уравниваться по возбудимости с прежними следами. Описываются также нарушения избирательности в речевой сфере, связываемые с левосторонней локализацией поражения; подчеркивается, что в первый период наблюдения в праксисе нарушений избирательности не отмечалось, но они возникли в более поздний период. Обсуждается аналогия между нарушениями избирательности при локальных поражениях мозга и мозговыми механизмами нормального сновидения. В заключении подчеркивается важность изучения роли медиальных отделов именно лобных долей в регуляции состояний активности коры и обеспечения нормальной работы сознания.

Текст производит впечатление главы книги или раздела большой статьи: на нем стоит номер II, в самом тексте указано, что в предшествующем материале содержалось описание другого больного с той же (задне-лобной) локализацией, но иной клинической картиной. Данный раздел посвящен достаточно тяжело протекающим случаям поражения задне-лобных отделов, которые наблюдаются при внутримозговых опухолях, затрагивающих и корковые, и подкорковые зоны, а также в случаях с фоновой интоксикацией, нарушением гемо- и ликвородинамики. При этом описанное ранее ядро симптома - патологическая инертность в движениях и речи - сохраняется, но патологическая инертность уже оказывает деструктивное влияние на возможность формирования устойчивых программ действия. Для иллюстрации данного варианта синдрома подробно описывается случай П.Б. (инженер, 62 года, опухоль задне-лобной области, метастаз рака). На первый план при обследовании больного выходила невозможность выполнения последовательности (серии) движений при доступности повторения единичных движений вследствие патологической инертности двигательных актов и замещения необходимого движения персеверацией ранее выполненного. При этом введение речевой инструкции не помогало преодолеть персеверации - наблюдалась диссоциация сохранной речи и нарушенных двигательных актов. Инертность вызывала и ряд нарушений в речевом плане - персеверации в задачах на кратковременную слухоречевую память и в еще большей степени - в активной речи при выполнении речевых программ (например, назывании автоматизированных речевых рядов в обратном порядке) или при самостоятельном построении высказываний. Речевое восприятие и номинативные процессы, а также простая повторная речь оставались у больного при этом сохранными. Инертность приводила к грубым нарушениям и в мышлении при выполнении интеллектуальных и счетных операций, хотя общая стратегия интеллектуального акта оставалась сохранной - распадалась лишь динамическая сторона интеллектуальных операций, то есть становилось невозможным выполнение верно усвоенной программы. Описываются отличия задне-лобного синдрома от премоторных поражений (при которых наблюдается лишь распад кинетических мелодий и высших двигательных автоматизмов) и массивных поражений префронтальных отделов (при которых нарушается не выполнение, а само усвоение и удержание программы действия).

Поражения правой лобно-височной области являются к моменту написания работы мало изученной в нейропсихологии темой. Данные нарушения описываются через случай больного Толчинского (28 лет, инженер), перенесшего несколько операций по удалению крупной опухоли (саркоматозной эндотелиомы) базальных отделов правой лобно-височной области с влиянием на ствол мозга. При первом поступлении больной был загружен, инактивен, амимичен, эмоционально безразличен, достаточно ориентирован в месте, но недостаточно - во времени. На первый план выходили гипертензионные явления в сочетании с инертностью в праксисе, скандированной речью. После операции больной активен, правильно ориентирован, в праксисе регуляторных нарушений уже не отмечается (но присутствуют пространственные ошибки). Речь, память больного сохранны, но отмечаются грубые нарушения в передаче смысла пословиц и сюжетных картин - резонерство, невозможность выделить аффективно-существенные элементы и соскальзывание на инертные стереотипы. Это сопровождается сохранностью формально-логических операций мышления, больше связанных с работой левого полушария.

Работа посвящена описанию явлений адинамии и нарушений тонуса при глубоких паравентрикулярных опухолях лобных долей. Пациент Теплинский (22 года, студент) перенес операцию по удалению опухоли, в нейропсихологическом обследовании демонстрировал только легкие признаки дисфункции правого полушария - снижение критики, беспечность, нарушения внимания, импульсивность без нарушений сознания и ориентировки, с сохранной речью и мышлением. После операции через 2 месяца был повторно госпитализирован с ухудшениями. В обследовании больной демонстрировал загруженность, истощаемость, инактивность, отвлекаемость, в пробах на выполнение двигательных или графомоторных программ - потерю программы или персевераторное выполнение, но по-прежнему без нарушений ориентировки, сознания и без первичного распада сложных интеллектуальных процессов.

Работа посвящена описанию явлений адинамии и нарушений тонуса при глубоких паравентрикулярных опухолях лобных долей. Пациент Теплинский (22 года, студент) перенес операцию по удалению опухоли, в нейропсихологическом обследовании демонстрировал только легкие признаки дисфункции правого полушария - снижение критики, беспечность, нарушения внимания, импульсивность без нарушений сознания и ориентировки, с сохранной речью и мышлением. После операции через 2 месяца был повторно госпитализирован с ухудшениями. В обследовании больной демонстрировал загруженность, истощаемость, инактивность, отвлекаемость, в пробах на выполнение двигательных или графомоторных программ - потерю программы или персевераторное выполнение, но по-прежнему без нарушений ориентировки, сознания и без первичного распада сложных интеллектуальных процессов.

Статья посвящена механизмам амнестического (корсаковского) синдрома и призвана ответить на вопрос о том, что лежит в его основе: слабость следов памяти или их повышенная тормозимость интерференцией. Приводятся классические данные (Э. Клапаред, А.Н. Леонтьев), указывающие на то, что пациенты с корсаковским синдромом могут сохранять память о том или ином событии (что выражается в их действиях и условных ранее выработанных реакциях), но не могут произвольно извлечь его из памяти; это свидетельствует в пользу гипотезы интерференции как более правомерной. Для детального анализа корсаковского синдрома описывается случай больной Рак. (40 лет, экономист), поступившей в Институт нейрохирургии с опухолью, нарушающей нормальное взаимодействие диэнцефальных и корковых структур и демонстрирующей грубые нарушения памяти, сознания и регуляции поведения. Больная наблюдалась в течение 2 месяцев до своей смерти. У больной наблюдалось снижение критичности с нарушением ориентировки в месте и времени, грубые амнестические нарушения (запоминания текущих событий) при отсутствии явных дефицитов в праксисе, гнозисе, речи и даже в интеллектуальных операциях (в том числе в решении задач). Для ответа на вопрос о механизмах нарушения памяти с больной проводится ряд экспериментов по изучению памяти: опыт Конорского на сравнение двух раздражителей, между которыми была пауза, опыт с фиксированной установкой (по Д.Н. Узнадзе), запоминание серий слов и фраз, рассказов, изображений, движений и действий и формирование условных реакций, запоминание словесных связей (все перечисленные опыты строились как опыты с ретроактивным торможением). Кроме того, исследовалось опосредованное запоминание: было показано, что больная не в состоянии избирательно использовать вспомогательные связи между стимулом и стимулом-средством для запоминания, выделяя их из возможных альтернатив. За этим может стоять физиологический механизм "уравнивания" следов памяти по возбудимости, делающий невозможным их избирательное извлечение из памяти. В заключении делается вывод о том, что центральным механизмом нарушения памяти при амнестическом синдроме все же является именно повышенная тормозимость следов интерферирующими воздействиями.

Статья посвящена нейропсихологическому подходу к проблеме принятия решений. Указывается на происхождение этой общепсихологической проблемы из сферы кибернетики, где удалось описать решение как выбор той или иной системы связей из определенного числа альтернатив с отбрасыванием других систем. Отмечается нехватка моделей ассоцианистской психологии и бихевиоризма для объяснения механизмов этого процесса. Упоминаются подходы к данному вопросу А.Н. Леонтьева (с кратким описанием психологического строения деятельности), Миллера-Прибрама-Галлантера (Т-О-Т-Е), П.К. Анохина (организация функциональных систем с акцептором результата действия). Отмечается редукционизм ряда современных теорий принятия решений - уход либо к излишне элементарным биологическим принципам, либо к однородным логико-математическим схемам. Обсуждается вопрос различной структуры и различных мозговых механизмов процессов, протекающих на разных уровнях (сравнивается для примера хватательный рефлекс и произвольное движение, лепет и речь - показывается), показывается столь сильное их различие, что возникает возможность их диссоциации (сохранность одного уровня при значительных повреждениях другого). Далее показывается место механизма "принятия решений" в различных психических процессах - зрительном восприятии (как различные решения для разных этапов обработки сигнала и как активность восприятия), памяти (как выбор из ряда альтернатив, обеспечивающийся селективностью нервных процессов - в целом или в рамках определенной модальности), в мышлении (на материале решения школьных задач и участия памяти, анализа логико-грамматических конструкций и обеспечения целенаправленности действий в этом процессе) и в произвольных движениях (с опорой на модель Н.А. Бернштейна - принятие решений в звене кинестетического и пространственного анализа и сознательного планирования двигательного акта). Для всех этих звеньев обсуждаются и их мозговые механизмы. Подчеркивается важность модели принятия решений, сохраняющая возможность "восхождения к конкретному", т.е. избегания формализма и сохранения в себе богатства реальных характеристик описываемого процесса.

Статья посвящена нейропсихологическому подходу к проблеме принятия решений. Указывается на происхождение этой общепсихологической проблемы из сферы кибернетики, где удалось описать решение как выбор той или иной системы связей из определенного числа альтернатив с отбрасыванием других систем. Отмечается нехватка моделей ассоцианистской психологии и бихевиоризма для объяснения механизмов этого процесса. Упоминаются подходы к данному вопросу А.Н. Леонтьева (с кратким описанием психологического строения деятельности), Миллера-Прибрама-Галлантера (Т-О-Т-Е), П.К. Анохина (организация функциональных систем с акцептором результата действия). Отмечается редукционизм ряда современных теорий принятия решений - уход либо к излишне элементарным биологическим принципам, либо к однородным логико-математическим схемам. Обсуждается вопрос различной структуры и различных мозговых механизмов процессов, протекающих на разных уровнях (сравнивается для примера хватательный рефлекс и произвольное движение, лепет и речь - показывается), показывается столь сильное их различие, что возникает возможность их диссоциации (сохранность одного уровня при значительных повреждениях другого). Далее показывается место механизма "принятия решений" в различных психических процессах - зрительном восприятии (как различные решения для разных этапов обработки сигнала и как активность восприятия), памяти (как выбор из ряда альтернатив, обеспечивающийся селективностью нервных процессов - в целом или в рамках определенной модальности), в мышлении (на материале решения школьных задач и участия памяти, анализа логико-грамматических конструкций и обеспечения целенаправленности действий в этом процессе) и в произвольных движениях (с опорой на модель Н.А. Бернштейна - принятие решений в звене кинестетического и пространственного анализа и сознательного планирования двигательного акта). Для всех этих звеньев обсуждаются и их мозговые механизмы. Подчеркивается важность модели принятия решений, сохраняющая возможность "восхождения к конкретному", т.е. избегания формализма и сохранения в себе богатства реальных характеристик описываемого процесса.

Вероятно, испаноязычный вариант статьи "О редукционизме в психологии" (документы 436, 438, 439).

Вероятно, немецкоязычный вариант статьи "О редукционизме в психологии" (документы 436, 438, 439).

Сообщение о получении рукописи Лурии.

Редукционизм - научный подход, в рамках которого исследователь пытается свести сложные явления к более простым явлениям того же порядка. В статье Лурия обозначает границы подобного метода и предлагает альтернативный способ изучения сложных явлений. Так, в рамках психологии познавательные процессы действительно могу быть сведены к ассоциации ощущений и представлений, активная деятельность - к условным рефлексам, а память - к запечатлению, хранению и считыванию следов, но такой подход ("редукционизм снизу") представляется Лурии слишком упрощенным и обобщенным. "Редукционизм сверху" - замена анализа внутреннего строения явления на сложную схему, примером которой является, в частности, схематическое моделирование познавательных процессов, также является упрощением. Редукционизм противоречит марксистской теории познания, согласно которой предметом науки является система связей и отношений, в которые может вступать вещь, явление или событие. В рамках этой теории используется метод "восхождения к конкретному" ("анализ через синтез"), который позволяет не только проанализировать само явление, но и раскрыть его связи с другими явлениями. В качестве примера Лурия приводит произвольное действие, анализ которого был предложен Выготским: чтобы объяснить возникновение произвольных движений, надо выйти за пределы организма и искать их корни вовне, в сложных формах социальной жизни. Текст содержит многочисленные рукописные пометы и вставки.

Редукционизм - научный подход, в рамках которого исследователь пытается свести сложные явления к более простым явлениям того же порядка. В статье Лурия обозначает границы подобного метода и предлагает альтернативный способ изучения сложных явлений. Так, в рамках психологии познавательные процессы действительно могу быть сведены к ассоциации ощущений и представлений, активная деятельность - к условным рефлексам, а память - к запечатлению, хранению и считыванию следов, но такой подход ("редукционизм снизу") представляется Лурии слишком упрощенным и обобщенным. "Редукционизм сверху" - замена анализа внутреннего строения явления на сложную схему, примером которой является, в частности, схематическое моделирование познавательных процессов, также является упрощением. Редукционизм противоречит марксистской теории познания, согласно которой предметом науки является система связей и отношений, в которые может вступать вещь, явление или событие. В рамках этой теории используется метод "восхождения к конкретному" ("анализ через синтез"), который позволяет не только проанализировать само явление, но и раскрыть его связи с другими явлениями. В качестве примера Лурия приводит произвольное действие, анализ которого был предложен Выготским: чтобы объяснить возникновение произвольных движений, надо выйти за пределы организма и искать их корни вовне, в сложных формах социальной жизни.

Отрывок к материалу на тему редукционизма.

Редукционизм - научный подход, в рамках которого исследователь пытается свести сложные явления к более простым явлениям того же порядка. В статье Лурия обозначает границы подобного метода и предлагает альтернативный способ изучения сложных явлений. Так, в рамках психологии познавательные процессы действительно могу быть сведены к ассоциации ощущений и представлений, активная деятельность - к условным рефлексам, а память - к запечатлению, хранению и считыванию следов, но такой подход ("редукционизм снизу") представляется Лурии слишком упрощенным и обобщенным. "Редукционизм сверху" - замена анализа внутреннего строения явления на сложную схему, примером которой является, в частности, схематическое моделирование познавательных процессов, также является упрощением. Редукционизм противоречит марксистской теории познания, согласно которой предметом науки является система связей и отношений, в которые может вступать вещь, явление или событие. В рамках этой теории используется метод "восхождения к конкретному" ("анализ через синтез"), который позволяет не только проанализировать само явление, но и раскрыть его связи с другими явлениями. В качестве примера Лурия приводит произвольное действие, анализ которого был предложен Выготским: чтобы объяснить возникновение произвольных движений, надо выйти за пределы организма и искать их корни вовне, в сложных формах социальной жизни.